Бронзовое облако - Страница 41

К оглавлению

41

– О, это отдельная история. – Женя взмахнула рукой, и теплая мыльная вода брызнула Маше в лицо. – Извини… И эта история тоже пахнет судом. Одна я не смогу, у меня просто сил не хватит… Но эта гадина должна понести наказание. Она оперировала в пьяном виде и удалила мне матку вместе с плодом. Ты представляешь, как же она должна была набраться, чтобы перепутать миому с ребенком?!

Это было похоже на бред.

– Я приготовлю поесть, – сказала Маша, помогая закутанной в купальный халат Жене с тюрбаном из полотенца на голове выйти из ванной. Чувствовалось, что она едва стоит на ногах – так ослабела.

– Давай, что-то так есть хочется…

Маша поджарила полуфабрикаты. Ей было приятно смотреть, как Женя с аппетитом уплетает свиную отбивную и блинчики с мясом.

– Ты чаю побольше пей, а то с голодухи сейчас наешься и потом живот заболит. И фестал прими, на всякий случай. Где у тебя лекарства?

Женя быстро уснула. Наелась, успокоилась и уснула. Маша же принялась за уборку. Она понимала, что приглашать посторонних людей вроде уборщицы из агентства в эту квартиру, особенно после всего, что было, нельзя. Да и Женя не сможет взяться ни за пылесос, ни за тряпку. Маша прошлась по огромной квартире, отметила про себя, что эта квартира чем-то напоминает ее собственную (вероятно, Герман с Сергеем заказывали мебель у одного и того же поставщика, увлекающегося колониальным стилем), и для начала собрала все грязное белье и запустила стиральную машину, после чего стала усердно пылесосить. Уборка помогала ей думать: она пыталась представить себе жизнь Жени и Германа, их отношения и довольно скоро поняла, что же именно так подкосило Женю, словно вещи, которые окружали ее, рассказали ей что-то важное о жизни хозяев. Скорее всего, она настолько сильно любила его и так привязалась к мужу, а значит, и попала под его влияние, что его исчезновение, которое она приняла за его смерть, было воспринято ею как смерть собственная. Именно! Она находилась в шаге от собственной смерти: разлука с Германом и охватившее ее отчаяние привели ее уже к самой грани…. Иначе она не стала бы пускать в дом посторонних людей и разбрасываться такими большими деньгами. И ей было бы совершенно небезразлично ее будущее, которое она обеспечила бы себе за счет как раз этих денег. А так получалось, что все после смерти Германа потеряло смысл.

Постепенно квартира приобрела более жилой и здоровый вид. Маша распахнула окна и впустила в комнаты свежий воздух.

Конечно, продолжала она рассуждать, поливая цветы и протирая листья тропических растений влажной губкой, не попадись на ее пути проходимцы и просто нечистые на руку люди, посчитавшие необходимым использовать депрессию молодой и богатой вдовы (ведь никто уже не верил в то, что Герман может быть жив) в свою пользу и попросту обобрать ее, Женя бы, возможно, и пришла в себя. Сбросила бы с себя холодные и липкие одежды страха и отчаяния, нашла бы в себе силы оглянуться и попробовать начать жизнь заново. Но ей не повезло – первым человеком, протянувшим ей якобы руку помощи, явилась Васильева…

Утомленная, Маша растянулась на кушетке и попыталась себе представить, как Васильева с любовником оккупировали эту квартиру, как стали хозяйничать, заполняя гардеробную, туалетный столик в спальне, шкафчик в ванной комнате, кухонные ящики… Как же это гадко, омерзительно, когда совершенно чужие люди под благотворительным соусом вселяются в твою квартиру и расхаживают по ней в пижамах и халатах, как варят кофе на твоей плите, жарят яичницу и раскладывают ее по твоим расписным тарелкам, как мажут масло на хлеб, а масленка – старинная, из царского сервиза, антиквариат, одно неловкое движение – и она расколется на золотые, с нежной розово-голубой росписью фарфоровые фрагменты…

– Маша?

Маша ворвалась в спальню, как если бы ее позвал больной ребенок, присела на постель рядом с Женей. Та выглядела испуганной. Заспанное лицо ее осунулось, на розовой щеке затейливым гербарием припечатался тонкий золотой завиток…

– Мне приснился сон… Удивительный и страшный одновременно. Словно кто-то подсказал мне, как мне жить дальше… – Лицо ее при этих словах неожиданно просветлело.

– И что же тебе приснилось?

– Давай сначала выпьем чаю, и я тебе потом расскажу… Так пить хочется…

– Ты только постарайся его не забыть, хорошо? – Маша была не прочь заглянуть в подсознание своей подопечной, чтобы знать, как ей помогать дальше, чтобы вытянуть из темноты, из глубины отчаяния.

– Нет, не забуду. Я словно до сих пор еще там… И музыка звучит… Нет, теперь мне не хочется умирать…

Она сказала это так просто, как если бы речь шла о колготках: нет, колготки я не надену, уже лето, тепло…

– Вот и правильно. А хотела? – Маша замерла.

– Хотела. Я и таблетки приготовила. Ты, можно сказать, спасла меня, Маша…


Через неделю Женя переселилась в деревню Прокундино, где с помощью Маши купила большой деревянный дом с паровым отоплением и просторной верандой. Именно там она собиралась начать новую жизнь…

19
Страницы дневника Е.К.

«Герман, я должна тебе кое в чем признаться. Два натюрморта Ренуара, те, что ты хранил в сейфе, я показала эксперту Ефиму Даниловичу Сперанскому. Пишу полностью это имя на всякий случай, хотя внешне он показался мне довольно-таки порядочным человеком. Не молодым, но молодящимся. У него кожа как у младенца, и это в его-то годы! Вот что делает пластическая хирургия в наши дни. Но все равно, это как-то отталкивает. Все-таки это мужчина, а не женщина. И я уверена, что и без пластики он выглядел бы недурно. Думаю, что он голубой. Его манера разговаривать, жесты, движения. Хотя я могу и ошибаться. Он взял Ренуара на оценку. Сказал, что ему потребуется неделя, чтобы найти покупателя.

41